Неточные совпадения
Вдруг однажды Николай Семенович, возвратясь домой, объявил мне (по своему обыкновению, кратко и не размазывая), чтобы я
сходил завтра на Мясницкую,
в одиннадцать часов утра,
в дом и квартиру князя
В—ского, и что там приехавший из Петербурга камер-юнкер Версилов, сын Андрея Петровича, и остановившийся у товарища своего по лицею, князя
В—ского, вручит мне присланную для переезда сумму.
— Разве можно тут разговаривать, — сказала она, —
пройдите сюда, там одна Верочка. — И она вперед
прошла в соседнюю дверь крошечной, очевидно одиночной
камеры, отданной теперь
в распоряжение политических женщин. На нарах, укрывшись с головой, лежала Вера Ефремовна.
Когда Нехлюдов вернулся вслед за Катюшей
в мужскую
камеру, там все были
в волнении. Набатов, везде ходивший, со всеми входивший
в сношения, всё наблюдавший, принес поразившее всех известие. Известие состояло
в том, что он на стене нашел записку, написанную революционером Петлиным, приговоренным к каторжным работам. Все полагали, что Петлин уже давно на Каре, и вдруг оказывалось, что он только недавно
прошел по этому же пути один с уголовными.
Двери
камер были отперты, и несколько арестантов было
в коридоре. Чуть заметно кивая надзирателям и косясь на арестантов, которые или, прижимаясь к стенам,
проходили в свои
камеры, или, вытянув руки по швам и по-солдатски провожая глазами начальство, останавливались у дверей, помощник провел Нехлюдова через один коридор, подвел его к другому коридору налево, запертому железной дверью.
В обычное время
в остроге просвистели по коридорам свистки надзирателей; гремя железом, отворились двери коридоров и
камер, зашлепали босые ноги и каблуки котов, по коридорам
прошли парашечники, наполняя воздух отвратительною вонью; умылись, оделись арестанты и арестантки и вышли по коридорам на поверку, а после поверки пошли за кипятком для чая.
Камера,
в которой содержалась Маслова, была длинная комната,
в 9 аршин длины и 7 ширины, с двумя окнами, выступающею облезлой печкой и нарами с рассохшимися досками, занимавшими две трети пространства.
В середине, против двери, была темная икона с приклеенною к ней восковой свечкой и подвешенным под ней запыленным букетом иммортелек. За дверью налево было почерневшее место пола, на котором стояла вонючая кадка. Поверка только что
прошла, и женщины уже были заперты на ночь.
Она, не обращая никакого внимания на то, что происходило вокруг нее,
ходила босая и
в одной грязной серой рубахе взад и вперед по свободному месту
камеры, круто и быстро поворачиваясь, когда доходила до стены.
— Да, мне рассказывали про ваше дело, — сказал Нехлюдов,
проходя в глубь
камеры и становясь у решетчатого и грязного окна, — и хотелось бы от вас самих услышать.
Когда загремел замок, и Маслову впустили
в камеру, все обратились к ней. Даже дочь дьячка на минуту остановилась, посмотрела на вошедшую, подняв брови, но, ничего не сказав, тотчас же пошла опять
ходить своими большими, решительными шагами. Кораблева воткнула иголку
в суровую холстину и вопросительно через очки уставилась на Маслову.
Нехлюдов отворил дверь и вошел
в небольшую
камеру, слабо освещенную маленькой металлической лампочкой, низко стоявшей на нарах.
В камере было холодно и пахло неосевшей пылью, сыростью и табаком. Жестяная лампа ярко освещала находящихся около нее, но нары были
в тени, и по стенам
ходили колеблющиеся тени.
Они спустились вниз по каменной лестнице,
прошли мимо еще более, чем женские, вонючих и шумных
камер мужчин, из которых их везде провожали глаза
в форточках дверей, и вошли
в контору, где уже стояли два конвойных солдата с ружьями.
Проходя назад по широкому коридору (было время обеда, и
камеры были отперты) между одетыми
в светло-желтые халаты, короткие, широкие штаны и коты людьми, жадно смотревшими на него, Нехлюдов испытывал странные чувства — и сострадания к тем людям, которые сидели, и ужаса и недоумения перед теми, кто посадили и держат их тут, и почему-то стыда за себя, за то, что он спокойно рассматривает это.
Пройдя сени и до тошноты вонючий коридор,
в котором, к удивлению своему, они застали двух прямо на пол мочащихся арестантов, смотритель, англичанин и Нехлюдов, провожаемые надзирателями, вошли
в первую
камеру каторжных.
Враждебная
камера смолкнула, и Прудон, глядя с презрением на защитников религии и семьи,
сошел с трибуны. Вот где его сила, —
в этих словах резко слышится язык нового мира, идущего с своим судом и со своими казнями.
Огарев каждый день любовался пегими пожарными лошадьми и через окно познакомился с Зайчневским, тоже любителем лошадей, а потом не раз бывал у него
в камере — и разрешил ему
в сопровождении солдата
ходить в бани.
Она
ходит по своей
камере из угла
в угол, и кажется, что она всё время нюхает воздух, как мышь
в мышеловке, и выражение лица у нее мышиное.
Мимо него
прошла по мостовой артель каменщиков, и все они преувеличенно ярко и цветисто, точно на матовом стекле камер-обскуры, отразились
в его внутреннем зрении.
И ему становилось жарко, и он, спустив с плеч халат, вскакивал с нары и начинал, как зверь
в клетке, скорыми шагами
ходить взад и вперед по короткой
камере, быстро поворачиваясь у запотелых, сырых стен.
В последний вечер перед сдачей должности своей несчастный смотритель сидел, понурив голову,
в сырой и мрачной
камере князя. Сальная овечка тускло горела на столе. Невдалеке от нее валялся огрызок огурца на тарелке и стоял штоф водки, собственно для Медиокритского купленный, из которого он рюмочку — другую уже выпил; князь
ходил взад и вперед. Видимо, что между ними происходил очень серьезный разговор.
Арестованные занимали отдельные
камеры, которые днем не запирались и не мешали юнкерам
ходить друг к другу
в гости. Соседи первые рассказали Александрову о своих злоключениях, приведших их
в карцер.
Камер-юнкер поспешил
сойти вниз и
в какие-нибудь четверть часа сделал все нужное. Возвратясь к управляющему с бумагой, он спросил его...
Передав эту записку поручику, Аггей Никитич уехал. Приглашенный им секундант не замедлил исполнить возложенное на него поручение, и, тотчас же отыскав камер-юнкера, пригласил его
сойти в бильярдную, и вручил ему послание Аггея Никитича, пробежав которое, петиметр нисколько не смутился.
В кофейной Печкина вечером собралось обычное общество: Максинька, гордо восседавший несколько вдали от прочих на диване, идущем по трем стенам; отставной доктор Сливцов, выгнанный из службы за то, что обыграл на бильярде два кавалерийских полка, и продолжавший затем свою профессию
в Москве:
в настоящем случае он играл с надсмотрщиком гражданской палаты, чиновником еще не старым, который, получив сию духовную должность, не преминул каждодневно
ходить в кофейную, чтобы придать себе, как он полагал, более светское воспитание; затем на том же диване сидел франтоватый господин, весьма мизерной наружности, но из аристократов, так как носил звание камер-юнкера, и по поводу этого камер-юнкерства рассказывалось, что когда он был облечен
в это придворное звание и явился на выход при приезде императора Николая Павловича
в Москву, то государь, взглянув на него, сказал с оттенком неудовольствия генерал-губернатору: «Как тебе не совестно завертывать таких червяков, как
в какие-нибудь коконы,
в камер-юнкерский мундир!» Вместе с этим господином приехал
в кофейную также и знакомый нам молодой гегелианец, который наконец стал уж укрываться и спасаться от m-lle Блохи по трактирам.
Пройдя мимо стоявших
в парадной форме у дверей подобострастно кланявшихся ему камер-лакеев, Чернышев вошел
в приемную.
Александр Семенович посидел немного у
камер, но при нем никто не вылупился, он поднялся с корточек, размялся и заявил, что из усадьбы никуда не уходит, а только
пройдет на пруд выкупаться и чтобы его,
в случае чего, немедленно вызвали.
Так
прошло время до четверга. А
в четверг,
в двенадцать часов ночи,
в камеру к Янсону вошло много народу, и какой-то господин с погонами сказал...
Поднявшись на палубу, он отыскал немного провизии — сухарей, вяленой свинины и подошел к борту. Шлюпка, качаясь, стукала кормой
в шхуну; Аян спустился, но вдруг, еще не коснувшись ногами дна лодки, вспомнил что-то, торопливо вылез обратно и
прошел в крюйс-камеру, где лежали бочонки с порохом.
А больной, оставшись один, продолжал порывисто
ходить из угла
в угол
камеры.
Глянул я к нему
в оконце, вижу:
ходит старик по
камере, железы за ним волочатся, да все что-то сам себе говорит.
Весь этот вечер,
в своей
камере, я думал об этом случае и о своем положении. Помню, что это было во вторник.
В среду обыкновенно
проходил мимо Тобольска пароход с арестантской баржей. Запирая меня на ночь, Гаврилов тихо сказал мне, что «может, завтра вы уедете. Завтра провезут политическую партию».
В один из этих моих рейсов, от ворот до стены швальни, я заметил, что
в последнем окне мелькнуло лицо. Каторжник с обритой наполовину головой делал мне какие-то жесты. Я удивленно остановился, но он тотчас же скрылся за стеной
камеры. Я понял: мне не следовало останавливаться, так как сторож или солдат могли заметить это, и потому я
прошел мимо тем же размеренным шагом.
Мне, однако, пришлось горько разочароваться.
Пройдя узкий входной коридорчик, мои провожатые повернули не направо, как я ожидал,
в общий коридор военно-каторжного корпуса, а налево. Мы очутились
в маленькой конурке с кроватью и с сильным жилым запахом, не похожей, однако, на тюремную
камеру. Дело объяснилось, когда ключник отпер еще одну дверь, и меня пригласили войти
в открывшуюся «одиночку».
Другой умалишенный, остяк Тимошка, помещавшийся
в первой
камере у входа
в коридор подследственных, пользовался некоторым благорасположением Михеича. Однажды, когда я
проходил по коридору, Михеич с видимым удовольствием указал на
камеру Тимошки.
С тех пор как я посылал деньги и перья Фомину,
прошел год. И вот сам я сижу почти
в том же положении и, судя по всем признакам,
в той же
камере. Он писал мне, между прочим, что ему стоит величайших усилий хранить недозволенные предметы, так как еженедельно у него производят тщательные обыски.
— Не знаю: темно было — не видал… Постоял
в моей
камере минутку и вышел… и именно так, как вот вы говорите, — вынул из двери моей ключ и отпер соседскую
камеру. Минутки через две я услышал хрипенье, а потом возню. Думал я, что это сторож
ходит и возится, а хрипенье принял за храп, а то бы я поднял шум.
Проникать
в помещение цензуры надо было через лабиринт коридоров со сводами,
пройдя предварительно через весь двор, где помещался двухэтажный флигель с
камерами арестантов. Денно и нощно
ходил внизу часовой — жандарм, и я
в первый раз
в жизни видел жандарма с ружьем при штыке.
— Да, вот увидите! Наверное, после всех тюрем, которые вы
прошли, теперь отдохнете у нас. Пойдемте, я вас отведу
в вашу
камеру.
И
прошло его шестилетнее служение
в судейской
камере, как для трудолюбивого пахаря дни летней страды.
После подачи этого прошения
прошло с неделю, и заключенный уже терял всякую надежду на какой-нибудь результат, как
в одно прекрасное — если
в тюрьме может быть что-нибудь прекрасное — утро дверь его
камеры отворилась, и к нему вошел помощник смотрителя с каким-то господином, одетым
в штатское платье.
Пышность и великолепие царского жилища, золотом расшитые кафтаны дворцовых служителей, все это, несмотря на то, что она жила
в богатом доме Салтыковой, после двух лет привычки к своей скромной келье
в Новодевичьем монастыре, поразило воображение Марьи Осиповны Олениной. Трепещущая, еле передвигая нет-нет да подкашивающиеся ноги,
прошла она,
в сопровождении камер-лакея, до внутренних апартаментов государыни. Через некоторое время, показавшееся Олениной вечностью, она очутилась перед закрытыми дверьми.
В одном коридоре, где
ходили тихо, на цыпочках, Николай вызвал чрез камер-лакея арабку, привезенную с ним вместе
в Россию.
Через четыре дня,
в которые радость и счастье — эти лучшие врачи всех человеческих недугов — окончательно преобразили болезненную Машу и почти воротили ей тот цветущий вид, который был у нее два года тому назад,
в ворота Новодевичьего монастыря въехала придворная карета, и один из камер-лакеев, стоявших на запятках,
прошел в помещение игуменьи Досифеи и передал ей пакет с большою печатью. Это был собственноручный приказ императрицы Екатерины об отпуске из монастыря дворянки Марьи Осиповны Олениной.
Он отбывал уже второй год наказания. Один из трех его товарищей по
камере — старик, сидевший много лет, умер. С прибытием новой партии на его месте появился другой — хилый, чахоточный, молодой парень. Он недолго и протянул, менее чем через полгода
сошел в могилу. Новый сожитель был молчалив и необщителен, и все искоса поглядывал на него. Ему тоже казалось, всматриваясь
в него, что он где-то видел это лицо, но где — припомнить, несмотря на деланные им усилия, не мог.
Прошел час, другой.
В коридоре медленно, размеренно однообразным шагом прогуливался взад и вперед часовой, изредка апатично, по привычке, заглядывая через маленькое круглое отверстие
в камеру арестантки.
Как раз
в это время, блуждая рассеянным взглядом по
камере, я вдруг заметил, что часть платья художника, висевшего на стене, неестественно раздвинута и один конец искусно прихвачен спинкою кровати. Сделав вид, что я устал и просто хочу
пройти по
камере, я пошатнулся как бы от старческой дрожи
в ногах и отдернул одежду: вся стена за ней была испещрена рисунками.
Но когда
прошел день, другой, третий,
прошла неделя, другая, третья
в грязной, сырой, наполненной насекомыми
камере и
в одиночестве и невольной праздности, прерываемой только перестукиваниями с товарищами заключенными, передававшими все недобрые и нерадостные вести, да изредка допросами холодных, враждебных людей, старавшихся выпытывать от него обвинения товарищей, нравственные силы его вместе с физическими постоянно ослабевали, и он только тосковал и желал, как он говорил себе, какого-нибудь конца этого мучительного положения.
Пройдя мимо вытянувшихся камер-лакеев
в свою комнату, сбросив тяжелый мундир и надев куртку, молодой царь почувствовал не только радость освобождения, но какое-то особенное умиление от сознания свободы и жизни, счастливой, здоровой, молодой жизни и молодой любви.